Домашние репрессии

На прошлой неделе в Москве отправили в СИЗО экс-депутата Мосгордумы и заместителя председателя партии «Яблоко» Максима Круглова. Поводом для возбуждения против мужчины уголовного дела стали два его поста трехгодичной давности: о Буче и об убитых мирных украинцах. Теперь Круглова обвиняют в распространении «фейков» про российскую армию. 

Буквально через два дня в подмосковных Химках с давлением столкнулся политтехнолог, экс-глава штаба Бориса Надеждина Дмитрий Кисиев. Силовики пришли к мужчине домой и вручили ему документ с требованием покинуть Россию в течение трех дней. Крымчанин по происхождению, в 2014 году Кисиев получил российский паспорт, а этим летом российского гражданства его лишили по требованию ФСБ. 

«Меня лишают гражданства России на основании того, что негативно влияю на политическую и социальную стабильность общества. Ни много ни мало, создаю угрозу национальной безопасности», — писал тогда Кисиев в своем телеграм-канале. 

Также на прошлой неделе прокуратура потребовала признать экстремистским сборник статей политика и бывшего депутата Заксобрания Санкт-Петербурга Бориса Вишневского. 

«Естественно, что сейчас мы наблюдаем зачистку электорального поля, — говорит Завадская. —  То, что сделал [на президентских выборах] штаб Надеждина, — это чудо, это, безусловно, успех политический, который в том числе говорит о том, насколько велико было желание в этом участвовать, несмотря на закручивание гаек». 

В прошлом году бывший депутат Борис Надеждин сообщил, что будет выдвигаться в кандидаты в президенты России от партии «Гражданская инициатива». Надеждин позиционировал себя как антивоенный кандидат, и россияне выстраивались в огромные очереди, чтобы поставить подписи за его выдвижение. Штабу политика тогда удалось собрать более 200 тысяч подписей в свою поддержку, но ЦИК отказала ему в регистрации на выборы. Сейчас Надеждин готовится к новым, думским выборам, которые пройдут в следующем году. 

Транснациональные репрессии 

Политические преследования покинувших страну россиян также не ослабляются. 3 октября суд в Москве заочно приговорил спецкора «Новой-Европа» Илью Азара и еще трех членов ассоциации «Депутаты мирной России» — Сергея Власова, Игоря Глека и Елену Русакову — к четырем годам колонии по статье об организации деятельности «нежелательной организации».

Кроме того, в последние дни усилилось давление на журналистов «Дождя». Одну из журналисток телеканала, Анну Монгайт, суд заочно приговорил к пяти годам колонии. Еще троих журналистов — Екатерину Котрикадзе, Валерию Ратникову и главреда Тихона Дзядко — на прошлой неделе заочно арестовали по статье о «фейках» про армию. Их же 7 октября внесли в реестр «террористов и экстремистов» Росфинмониторинга. 

Репрессии такого толка, направленные на уехавших россиян, политологи называют транснациональными. Если ранее российская диаспора за границей воспринималась властями как ресурс, как потенциальные избиратели, то теперь на первое место вышла борьба с уехавшими, отмечает Завадская. 

«Были примеры, когда с диаспорой, например, в Латвии, активно работало Россотрудничество», — говорит политолог.

Потом, после 2014 года, россияне активно начали покидать страну, но тогда для прицельных репрессий критической массы уехавших не набралось, считает Завадская. После начала полномасштабной войны в 2022-м к уехавшим тоже было меньше внимания, про их отъезд часто говорили как о шансе для системы «выпустить пар» и снизить градус оппозиционных настроений внутри страны. Вскоре отношение к диаспоре, особенно к новым уехавшим, начало меняться.

Нарративы в отношении уехавших со стороны пропаганды тоже стали меняться, что заметно, в частности, по постам Дмитрия Медведева. Уже к концу 2022 года он начал писать про уехавших как про «сваливших за тридевять земель трусливых предателей». 

«Транснациональные репрессии — это продолжение внутренней репрессивной политики, — напоминает эксперт. — Если людей заочно арестовали, значит, у них в семье в 4–5 утра будут обыски, а не у всех родственники к такому готовы. Это все элементы психологического давления. Уехавшим россиянам важны те, кто остались». 

Причины и последствия

Все новые и новые сообщения об арестах и задержаниях, обысках и давлении на политиков, журналистов и активистов вызывают логичный вопрос: зачем это нужно? 

Одна из главных логик режима — бюрократическая, или, другими словами, силовая, считают собеседники «Новой-Европа». По словам политолога Тимофея Барсукова, репрессивные структуры — ФСБ, прокуратура, Следственный комитет — это огромные по численности организации, в которых большому количеству людей «нужно получать повышения и премии». 

Такую же оценку озвучивает и Завадская. 

«Это бюрократическая рациональность, — говорит эксперт. — У людей, занимающихся репрессиями, есть палочная система. Понятно, что иногда есть какие-то персональные указания по отдельным людям, а все остальное, как правило, происходит на усмотрение местных бюрократов, которые делают на этом карьеру».

Барсуков резюмирует, что репрессии против тех, кто не представляет серьезной угрозы для режима, возникают в такой логике: «есть репрессивный аппарат, и он должен быть использован».

Еще одна причина для продолжающегося давления на политиков связана с желанием режима послать в массы определенный сигнал, дать людям понять, что даже до менее заметных общественных деятелей можно «добраться», считает Завадская.

«Это такой стимул сидеть и не высовываться», — уточняет эксперт.

Несмотря на постоянно растущее давление на политически активных россиян, многие по-прежнему продолжают заниматься общественной деятельностью, в том числе внутри страны. Примеров такой гражданской инициативы немало — от партии «Рассвет» Екатерины Дунцовой до целого ряда юристов и правозащитников, которые остаются в России и продолжают защищать права граждан. 

«Почему важно сохранять все эти оппозиционные структуры и организации, которые сейчас могут казаться бессмысленными? — рассуждает Барсуков. — Потому что, когда появится такая возможность, люди, которые имеют организацию, узнаваемость и репутацию, будут фаворитами, чтобы занять какие-то важные политические посты.

Кроме того, для многих политиков и активистов на более низовых уровнях сохраняется возможность заниматься общественной деятельностью в легальных рамках, не затрагивая тему войны. Это возможно по крайней мере до момента продвижения на более высокие ступени карьерной лестницы.

«Если посмотреть на выборы муниципального уровня, то что там войну обсуждать, — говорит эксперт. — Есть какие-то более насущные вопросы вроде детских площадок, того, что реально находится в компетенции [политиков]. То есть возможности заниматься политикой все еще есть, хоть их и мало. Но это точно не бессмысленно. Больше адекватных людей — лучше, чем меньше адекватных людей».